«Награбленное будет возвращено»: как в Армении будет решён вопрос с легитимностью частной собственности

Эпидемия коронавируса уже успела внести значительные «редакционные правки» в привычный для каждого из нас образ жизни, однако, этим всё не ограничится, и мы, очевидно, станем свидетелями фундаментальных трансформаций в мировой экономике и экономике практически каждого отдельно взятого государства.  Эксперты уже успели окрестить ожидающий нас период «Экономикой страха», «Экономикой военного времени» и т.д. При этом важно, чтобы правящая элита, о важности которой мы говорили в прошлый раз[1], была адекватна потребностям и вызовам времени.

«Великая депрессия 2.0»

Главный глобальный экономист крупнейшего швейцарского финансового холдинга UBS Group AG Пол Донован отмечает,[2] что финансово-экономическая реальность пост-коронавирусного мира претерпит фундаментальные сдвиги. Это будет экономика, при которой изменятся целые отрасли и модели поведения компаний и потребителей. Перевод сотрудников на удалённый режим работы, остановка производства, падение потребления могут стать долгосрочными экономическими трендами, к которым необходимо приспосабливаться государствам, бизнесу и потребителям.

В целом эксперты по всему миру едины во мнении, что мировая экономика  стоит на начальной стадии фундаментальной  трансформации, по масштабам своим схожих с процессами, которые имели место после Мировых войн и Американской Великой депрессии.  Для Армении, как и для любого государства, важно «успеть сесть на поезд» перемен, а не остаться стоять в вагоне, «не прицепленном к основному составу». Эксперты отмечают также, что коронавирус, помимо очевидного негативного влияния на экономику, имеет и позитивные составляющие и он уже стал неким стимулом для ускорения преобразований, и ускорению внедрения тех технологий, которые во-многом казались делом «послезавтрашнего дня», таких, как более широкое внедрение технологии промышленного интернета.

Реальность же армянская несколько отличается от общемировых тенденций. В Армении коронавирус также воспринимается властью как шанс, но ни как шанс консолидировать общество и «лучшие его умы», дабы, разработав программу по выходу из кризиса, параллельно заложить основы глобальных изменений экономики страны. Изменений, направленных на становление свободного, конкурентного рынка, «за спиной которого» будет стоять эффективная и стабильная политическая система, независимая судебная система и т.д. Коронавирус воспринимается армянской властью во главе с её премьер-министром как шанс осуществить передел собственности.

Тяжёлая экономическая ситуация и неспособность правительства разработать и осуществить эффективные антикризисные программы по мнению ряда ведущих армянских экспертов, политологов и экономистов может настолько резко дестабилизировать ситуацию, что в итоге она выльется в социальный бунт. В подобных условиях власти нужны деньги. С привлечением иностранных инвестиций у правительства Пашиняна были проблемы и в «мирных условиях»  (в 2019 году объём иностранных инвестиций не превысил $19 млн), а в условиях «экономики военного времени» привлечь иностранные средства в экономику будет практически невозможно, по этой причине придётся «изыскивать внутренние ресурсы». Однако, судя по откровенным сигналам, поступающим от власти, решение этого вопроса будет не в логике политической и общественной консолидации, создания политически стабильного и предсказуемого режима, а в логике жёсткого противоборства с оппозицией, и с носителями крупного капитала. На осуществление передела собственности уже направлены такие законы, как закон «О досудебной конфискации незаконно нажитого имущества», а также законы «Об уголовном судопроизводстве», «О банковской тайне», которыми снимаются ограничения на банковскую тайну.

Причём «борьба с капиталом» в сущности своей будет направлена не столько на «возвращение народу награбленного», сколько в основе своей будет иметь стремление носителей «революционной власти» осуществить своё личное первичное накопление капитала. 

«Эффект домино»

Выступление лидера «Процветающей Армении» Гагика Царукяна 5 июня во время совещания политического  совета парии стало лишь поводом начать давно запланированную и желаемую операцию не только по ликвидации оппонента с политического поля страны, но и для начала процесса передала собственности. Царукян и Пашинян являются «классовыми врагами»: крупный собственник и носитель большевистской идеологии. Рано или поздно два «противоборствующих класса» должны были выйти друг против друга, так как новой власти необходимо решить вопрос широкомасштабного передела собственности и накопления для себя первичного капитала, «то есть осуществить жёсткое раскулачивание». При этом обществу данный процесс будет представляться под лозунгами «возвращения народу награбленного», о чём свидетельствуют даже видеоматериалы, опубликованные по итогам следственных действий, проведённых в доме лидера «Процветающей Армении» Гагика Царуцкяна.  На опубликованных СНБ кадрах  запечатлены автомобили, животные из личного зоопарка, а также кадры семейных торжеств, которые не имеют отношения к предъявленным лидеру ППА обвинениям.  

Действия Царукяна также логичны (другое дело, что многие отмечают, что они несвоевременные) – крупный бизнес сопротивляется. При рассмотрении данной проблемы исходным пунктом рассуждения должен стать тезис о том, что «сопротивление» исходит не только из интересов крупного бизнеса, но и из интересов  государства в целом. Развал экономики, который обязательно последует после нового витка «передела собственности», очевидно, приведёт к падению боеспособности армии, это  чревато конкретными последствиями и относится уже и к плоскости вопроса о территориальной целостности армянских государств.

Если премьеру удастся «решить вопрос» с крупным капиталом, то следующим логичным ходом станет «решение вопроса» с малым и средним бизнесом (пример соседней Грузии периода президентства Михаила Саакашвили подтверждает логику подобных процессов). Если это случится, то мы станем свидетелями разрушения целой экономики по принципу «эффекта домино». Иными словами – передел собственности не ограничится отъёмом нажитого у крупных предпринимателей, и дойдёт по цепочке до владельцев мелких ларьков. Это политологическая и экономическая аксиома. При этом народ, который будет ожидать «доли от передела собственности», лучше жить не будет, и его будут и дальше «кормить» «громки арестами» и продолжительными лайвами. И это тоже политологическая аксиома.  

Вместе с тем, необходимо чётко осознавать и то, что вопрос легитимности собственности, тем не менее, в Армении стоит, и власть играет именно на «его тонких струнах» и пытается воспользоваться нерешённостью данного вопроса в своих политических целях.

Вопрос легитимности собственности стоит остро не только в Армении, но и в других странах переходной демократии, у нас он по целому ряду причин не был решён прошлыми руководителями страны и, по всей видимости, не будет решён и нынешним премьером. Вопрос «социализации» и легитимации собственности нужно решать не насильственным переделом, а посредством политического диалога, прозрачного законодательства и выработки «модели общежития» различных слоев общества.

«Легитимность» и «легальность»

Проблема «легитимности собственности» не является новой и изучается экономистами, политологами и социологами уже не первое десятилетие. Развал Советского Союза породил множество процессов, как в политике, так и в экономике, и одной из важнейших экономических трансформаций стал беспрецедентный перевод основной массы производственных активов из собственности государственной в собственность частную. Основной задачей данного процесса следует считать создание рыночной экономики, а также возрождение легального института частной собственности.

С одной стороны задача была решена, и во всех странах бывшего Советского Союза произошёл сложный, но переход от плановой экономики к рыночным отношениям. Однако вместе с этим процессом в обществах указанных государствах сформировалось открытое негативное отношение к крупному капиталу, возникшему в результате приватизационных сделок.  Это в свою очередь привело к тому, что на всём постсоветском пространстве с разной степенью остроты встал вопрос о «легальности» и «легитимности собственности».

Если максимально упростить суть проблемы, то легализация собственности связана с формальной составляющей её принадлежности (то есть когда «по бумагам» всё у владельца чисто), а легитимность с механизмами неформального признания право на владение собственностью со стороны «окружающих». В идеале между «легальностью» и «легитимностью» не должно быть проблем, и одной из фундаментальных основ существования институционального равновесия в экономике должно быть высокая степень согласованности между формальной и неформальной санкционированностью прав собственности. То есть, в обществе должно быть «согласие» вокруг пользования той или иной собственностью, если же этого согласия нет, то это  «общественное несогласие» превращается в политический инструмент давления якобы «слабых» против якобы «сильных». Практика же показывает, что в действительности «несогласие» превращается в инструмент политического процесса и «рычаг», используя который  можно под лозунгами «установления социальной справедливости» вывести на улицы людей и добиться своих лычных целей, которые не имеют отношения в указанной «социальной справедливости» (пример Армении подтверждает это).

В большинстве стран мира баланс между «легальностью» и «легитимностью», а также общественное согласие поддерживается посредствам устойчивого функционирования политической системы,  независимой судебной системы и планомерно развивающейся экономики, блага от которой относительно равномерно распределяются между различными социальными слоями. Если же в государстве есть проблемы с функционированием, как политической и судебной, так и экономической системы, то «легальность» и «легитимность» начинают явно расходиться, что создаёт в обществе объективные основы для социального бунта и иных форс-мажорных процессов.

Легитимность собственности может строиться на различных основаниях: идеологическом, традиционном и даже обыденном. Оценки относительно легитимности собственности  могут строиться исходя из принятых в том или ином обществе представлений людей о «справедливом» и «несправедливом». О «честном» или «нечестном». Чаще всего «легитимным» признаётся то, что не противоречит устоявшимся в обществе нормам и представлениям о справедливости, о честности, о правильности. Иными словами, вопрос нужно рассматривать не только в плоскости экономики и политики, но и морали и ценностей. 

Легальность – это реализация права на собственность в соответствии с конкретными нормами закона. Легитимность же - реализация права на собственность в соответствии с более широкими принципами, назовём из метаправовыми, которые могут включать в себя и указанные выше традиционные и даже идеологические основы, которые позволяют не оспаривать принадлежность собственности в обществе. Данная тема получила отражение в работах целого ряда авторов, и у каждого из них был свой подход к анализу института собственности.

Адам Смит, разработавший концепцию легитимности ещё до работ Макса Вебэра и получившую названия «Теория нравственных чувств» (The Theory of Moral Sentiments), использовал для обозначения понятия «легитимность» определения «propriety» правильность.

Адам Смит отмечал[3], что существует некое конечное число критериев соответствие которым и определяет принадлежность чего-либо кому-либо, и именно соответствие этим критериям и является проявлением «правильности» или иными словами – легитимности. Автор также отмечал, что в позитивном праве (писаных законах) представления о «правильности» должны иметь более или менее адекватное выражение, и добавлял, что рыночная система способна существовать и развиваться только при условии, если участники «рыночного процесса» не нарушают «законов справедливости».  

Иными слова мы вновь пришли к идее о том, что «легитимность» и легальность» собственности не вступают  в противоречие в том случае, если в обществе есть некий консенсус относительно «правильности» и «справедливости» разделения этой самой собственности. Но как этого добиться на практике, тем более в условиях, когда исторически весь процесс предшествовавший становлению «общественного согласия» пронизан коррупцией и несправедливым (в общественном сознании и политическом дискурсе) распределением собственности? Один из вариантов ответа на этот вопрос даёт нам история. 

Исторический пример

После корейской войны (1950-1953 года) правительство Южной Кореи конфисковало у японцев их предприятия на своей территории, а на тот момент именно бывшие колонисты из страны восходящего солнца владели подавляющим большинством стратегически важных экономических объектов южной части Корейского полуострова. Экономические объекты в дальнейшем были приобретены их бывшими управляющими, и именно эти люди и составили новый класс «южнокорейских олигархов», иных людей даже не допустили к участию в приватизации (согласитесь, знакомая история). Олигархи, близкие к тогдашнему президенту Южной Кореи Ли Сын Ману, не только приобрели объекты по низким ценам, но ещё и получили отсрочку платежей на 15 лет.

После Корейской войны правительство получило от США субсидий и займов на общую сумму в $1,5 млрд. Предполагалось, что данные средства пойдут на восстановление экономики, восстановление инфраструктур. Однако выделенные средства пошли на закупки еды и одежды (причём многое покупалось именно из США, то есть выделенные «займы» возвращались в страну-кредитора), но основная часть средств была просто разворована. Экономика страны постепенно разрушалась, тогда, как Северная Корея при поддержке СССР активно развивалась. К 1960 году 72% населения Южной Кореи  составляли беднейшие крестьяне, рацион которых в лучшем случае состоял из ячменной каши, а 36% трудоспособного населения страны официально были безработными (неофициальные данные были значительно выше). Всё стало меняться после 1960 года.

В 1960 году в стране произошла революция и бежавшего из страны на Гавайи президента Ли Сын Мана в 1963 году сменил генерал Пак Чон Хи.

Президент Пак осознавал необходимость осуществления в стране коренных экономических преобразований и при этом имел огромный соблазн «модернизировать экономику за счёт олигархов приближённых к прошлому президенту Ману» (иными словами, раскулачить их), однако генерал Пак пошёл иным путём. Команда президента разработала проект реформ и проект создания «управляемого капитализма». Большую роль в этой экономической модели президент Пак отвёл крупным компания олигархов – чеболам.

Чеболь – это южнокорейская форма финансово-промышленных группы (корпорации) и представляет собой группу формально самостоятельных фирм, находящихся в собственности конкретной семьи и под централизованным финансово-экономическим управлением.

Новое южнокорейское  правительство выбрало путь построения плановой индустриальной экономики, ориентированной на высокотехнологичный экспорт (Южная Корея, как и Армения не может похвастаться большими залежами природных ресурсов). Правительство Пака определяло пятилетние планы развития и финансирования приоритетных отраслей экономики. Они были обязательными для всех компаний, в том числе частных.

Выбранная экономическая модель давала возможность специально отобранным компаниям участвовать в значительных национальных экономических проектах, таких как постройка автобанов, развитие машиностроения. Важно не только то, что в Южной Корее не стали «раскулачивать олигархов» осознавая, что тем самым убьют экономику, а  стали пользоваться созданным олигархами экономическим потенциалом для реализации важных государственных программ. Более того - чтобы реализовывать проекты, компании получали кредиты, гарантом которых выступало само  государство. В период с 1962 по 1971 года иностранные инвестиции в южнокорейскую экономику составили $2,6 млрд, в основном в виде займов, предоставленных правительству и частному сектору (почти исключительно — в виде предоплаты).

Правительство в  каждом секторе экономики создавало регулируемую конкуренцию между двумя-тремя участниками, чеболами.

Уже через несколько десятилетий чеболи разросшиеся в период президентства Пака выросли во всемирно известные бренды, и Вы практически ежедневно и сами сталкиваетесь с плодами южнокорейских реформ  — LG, Hyundai, Samsung, Daewoo. Всё это – чеболи.

До начала коренных реформ Пака южнокорейское общество, разрушаемое изнутри тотальной бедностью и коррупцией,  ненавидело держателей крупного капитала. Олигархи легально обладали южнокорейскими богатствами, но легитимности их собственности не хватало. Реформы президента Пака не только позволили вывести страну из кризиса, но также решили проблему легитимности собственности, и южнокорейское общество смогло сосредоточиться на внутренних преобразованиях, а не на поиске внутреннего врага.

Путь был сложный, и для самих южнокорейских олигархов весьма затратный: например семья Ли Бен Чхоля (основатель Samsung) помимо обязательств взятых на себя по государственных программам также вкладывал собственные средства в строительство южнокорейских автобанов. Это стало ценой за «разграбление бюджета» при Ли Сен Мане, за экономическую деятельность в период японской оккупации Кореи и т.д.

Помимо реформ, в Южной Корее фактически сумели создать общественный консенсус вокруг института собственности, что и заложило основы современной процветающей экономике страны.

Чеболи и сегодня продолжают оставаться локомотивами южнокорейской экономики. Согласно данным представленным  «Торговой Комиссии Южной Кореи»[4], в экономике государства представлено 45 чеболей, крупнейшие из которых — LG, Hyundai, SK и Samsung. Десять самых крупных чеболей владеют 27% всех бизнес-активов страны, а пять крупнейших чеболей составляют половину фондового рынка Южной Кореи.

 Заключение

Многим может показаться, что рассуждения на тему легитимности собственности, на тему представления исторических примеров решения этой проблемы являются несвоевременными (даже после ситуации, произошедшей с лидером ППА Гагиком Царукяном). Как уже отмечено - все предыдущие руководители страны по объективным и субъективным причинам не шли на решение данной проблемы, руководитель же нынешний, как видно из вышеизложенного текста, имеет иные виды на проблему «легитимности собственности». Ясно, что лично Пашинян не «решит этот вопрос» однако это тот вопрос который должен быть решён, и урегулирование данной проблемы ляжет на плечи следующих руководителей. Вопрос этот должен быть решён по двум важнейшим причинам:

1. Установление в обществе некоего консенсуса между богатыми и менее имущими слоями населения, что позволит в будущем, снизив общественную и социальную напряжённость, с большей лёгкостью проводить сложные экономические реформы. Мы должны сделать выбор - пойдем ли мы по пути разобщенности или пойдем по пути внутренней солидарности? Если мы выберем разобщенность, это не только породит новые кризисы и расшатает основы политической системы, попутно подорвав экономику, но, вероятно, приведет к еще худшим катастрофам в будущем, так раз развал экономики чреват развалом обороноспособности. Если мы выберем солидарность, то сегодня это будет победой не только над коронавирусом, но и обеспечит нужный фундамент и против всех будущих эпидемий и кризисов, которые может породить будущее.

2. Решив этот вопрос армянское общество «закроет дорогу во власть» тех, кто будет пытаться паразитировать на теме социального расслоения, при этом, не обладая достаточными знаниями и навыками для управления, вновь попытается прийти во власть и ввергнуть страну в новый круговорот потрясений.

Дорогу во власть популистам может закрыть новый общественный договор, который будет заключён между различными социальными группами, а гарантом его исполнения станут государственные институты и правящая элита нового качества. О «дорожной карте» прихода во власть качественно новой политической элиты мы поговорим в следующий раз.

Продолжение следует…

Матевосян Бениамин

Политолог

Politeconomy.org