Шарль Азнавур: «Мои родители спаслись от Геноцида благодаря храбрости и доброте итальянского капитана корабля»

Легендарный певец Шарль Азнавур готовится вновь посетить Москву. Причин для визита у него как минимум две — концерт в Кремлевском дворце 5 апреля и встреча с поклонниками. Об этом и не только маэстро рассказал автору «Часкора» Данаре Курмановой.

Есть люди-символы своей эпохи. Есть люди-символы своей нации. Есть люди-символы своей страны. А есть люди-символы общемировые, и Шарль Азнавур точно из их числа. Как ему это удалось? Возможно, это случилось потому, что вся его жизнь — отражение нашего непростого, вечно меняющегося времени. В прошлом геноцид, война, его неподражаемый, ставший классикой шансон — а сегодня дуэт с Zaz, благотворительность и звание почетного посла Армении в ЮНЕСКО.

Конечно, дело в его голосе и песнях, которые хочется слушать всегда. Он написал их больше тысячи, и похожи они, пожалуй, только в одном — песни Азнавура задевают вас глубоко внутри и попадают прямо в сердце. Поэтому каждую из них можно принимать как лекарство, в зависимости от настроения. Вам нужно, чтобы кто-то понял вашу печаль? Этот голос умеет звучать на грани отчаяния, набирая мощь от исступленной тоски. Вы влюблены? Он зазвучит легко и игриво, искренне веря, что все впереди. Вы счастливы? И этот голос ликует вместе с вами, звучит жизнеутверждающей волной, как будто торопится жить.

В этом феномен Шарля Азнавура. А еще Азнавур свой всюду — во Франции, России, разумеется, в Армении и даже в Грузии. С этой ноты мы и начинаем наш разговор.

— Месье Азнавур, я знаю, что ваш отец родился в Ахалцихе, Грузии, где я не так давно была с репортажем. Вас и там очень любят. Скажите, вы бывали на родине отца?

— Конечно, и не один раз. Последний раз я был в Ахалцихе в 2012 году с концертом, меня сопровождала моя дочь Катя. У нас были очень тесные отношения в семье, поэтому для меня важна наша история, корни. К сожалению, практически вся моя родня со стороны матери была истреблена во время геноцида. А со стороны отца есть родственники, я встречался с ними. В последний приезд в Ахалцихе местные показали мне место, где предположительно находился дом моего отца.

— Вашего отца вспоминают как человека очень доброго. Известно, что в Париже он держал ресторан «Кавказский», и ему пришлось его закрыть — настолько он был щедрым и так часто кормил людей в кредит. А вы, когда случилось землетрясение в Спитаке, организовали акции по сбору помощи пострадавшим, и ваш фонд, желание всем помогать — это от папы?

— Да, меня и мою сестру Аиду так воспитывали. Судьба наших родителей, бежавших от геноцида, и их поведение, стали для нас примером. Они часто вспоминали смелость и доброту итальянского капитана, который спас их от смерти во время побега из Константинополя. Они уже были на корабле, когда один из турецких солдат услышал армянскую речь и побежал за ними. Но капитан корабля заступился за моих родителей. Я думаю, им удалось выжить благодаря помощи и доброте многих людей, поэтому они и сами всегда старались всем помочь.

Мы жили очень скромно, но при этом двери нашего дома всегда были открыты. Они делились всем, что имели. Когда наступила Вторая мировая война и был голод, оккупация, родители укрывали в нашей квартире евреев и противников режима. Они не изменяли своим ценностям. Отец ушел на фронт, мама переносила оружие в коляске, а мы с Аидой помогали прятать старую одежду и добывали новую.

— Вы однажды сказали, что восхищаетесь людьми, которые побеждают обстоятельства. А как вы считаете, какое главное обстоятельство в своей жизни победили вы?

— Наверное, вся моя жизнь — победа над самим собой. Я начал с самого нуля, мне всему приходилось учиться самому: музыке, литературе, актерскому мастерству. В то время учеба была платной, а возможности нашей семьи были скромными, поэтому мне пришлось рано покинуть школьную скамью. И с того момента все в жизни мне пришлось постигать самому.

— Начать все с нуля — это очень по-армянски. Вообще, какова главная армянская черта вашего характера, на ваш взгляд?

— Работоспособность. Я не верю во вдохновение, я верю в пот. Я как мастер выковываю каждое слово, оттачиваю каждую фразу. Если мне нужно провести дни, недели или даже месяцы, чтобы найти нужную фразу, я упорно ищу ее.

— А свободное время? Вы же сами повторяете: время украшается занятием. Как любите украшать свое свободное время вы?

— Читаю новости, литературу или смотрю фильмы. Пишу. Написал целую книгу специально для начинающих артистов. Они могут найти все мои советы в ней.

— Один из советов я знаю. Вы однажды написали, что всегда надо рисковать. Но риск больше свойственен молодости. Вы способны на него сегодня?

— Конечно! Я каждый раз иду на риск, поднимаясь на сцену в 92 года, чтобы провести полноценный концерт без антракта и глотка воды! И это не учитывая многочасовые перелеты во все точки земного шара. Иногда в турне за неделю облетаю четыре страны. И я до сих пор бросаю себе вызов. Сейчас хочу отправиться в те редкие уголки, где мне еще не доводилось петь — например, в Китай или Южную Корею.

— А выступать на сцене сейчас психологически труднее, чем в юности, или наоборот? С одной стороны, в юности у вас не было такой оглушительной славы, публику нужно было завоевывать, а сейчас планку надо держать, ответственность возрастает.

— Знаете, когда вы молоды и выступаете на разогреве у артиста, вы никогда не знаете, как на вас отреагирует публика. Но когда зрители приходят специально для вас — это другое дело. К тому же у меня публика верная, преданная, я встречаюсь с ней, как со старым другом. Раньше я не делился своими мыслями с залом, сейчас говорю со зрителями откровенно о многих вещах. Например, что меня память порой подводит. Да и как запомнить больше тысячи написанных песен? Поэтому я использую промптеры (суфлер — прим. авт.). Практически все артисты делают это, но я единственный готов говорить об этом открыто.

— Вы написали столько песен, а какую музыку слушаете сами?

— Находясь в турне, люблю выйти на улицу и послушать уличных музыкантов. Если время позволяет, всегда захожу в музыкальный магазин, ищу новые диски, увожу их с собой. Например, из последнего турне из Бразилии я привез диск Симона.

— Если бы вы могли изобразить всю свою музыку одной картиной, что бы это было?

— У меня столько разных песен и сюжетов… Думаю, невозможно было бы вместить это в одну картину (улыбается). Скорее всего, она была бы похожа на фреску Босха!